— Это был человек. Живой человек!

— Этот живой человек избивал беззащитную женщину и хотел зарубить нас без зазрения совести, — старался говорить как можно увереннее и выдавать как можно более логичные аргументы.

— Д-да, но все же… — забавно, одного этого хватило, чтобы поколебать веру и решительность Пьера, однако я все же решил добавить немного масла в огонь… на всякий случай.

— Пьер, ты не первый раз здесь и прекрасно понимаешь, что мы — далеко не тот романтический идеал, который вы напридумывали там себе на Западе.

— Не все считают вас романтическим идеалом, — попытался вяло парировать переводчик, на его лице отразилась большая неуверенность. — Часть считает вас дикарями…

Помедлив, я произнес не без сожаления, которое закралось совершенно случайно в мои слова.

— Может, они и правы…

После этого мы направились дальше к пункту назначения, не сказав друг другу ни слова.

* * *

К счастью, улица, на которой располагается барачный дом, не пребывала в сильной разрухе, и никакого пожара там не было. Хоть в чем-то повезло. Не надеясь увидеть там Унира, я, немного помедлив, открыл раздвижную дверь… и стал свидетелем еще более странного зрелища, чем ожидал! Все в доме было перевернуто вверх дном, а на полу в крови лежал какой-то седой мужик в черном монашеском халате, в котором не сразу узнал… Ниура! Рядом с ним сидел на корточках какой-то белобрысый заморыш. Руки его и халат были в крови, и он как глянул на нас свирепо. Лицо все бледное, вены на нем вздулись, да еще и взгляд какой-то… странный, безумный, животный. Ну, я и выхватил револьвер и пристрелил его. Не знаю, что это был за полоумный, но разбираться с ним времени не было. Пьер вскрикнул от изумления, затем разозлился.

— Зачем ты выстрелил?!

— Избавил нас от лишних проблем, — спокойно ответил ему и прошел к старику. Вот ведь!.. Да у него руки одной не было! И он весь истекал кровью!

— Ты от всех проблем так избавляешься?!

— Нет, только от самых назойливых, — сказал, принявшись осматривать Ниура. Он был жив. Пока что… С таким ранением надо действовать быстро, пока весь не истек. — Проклятье… Проклятье!.. Пьер, быстро тащи все травы, бинты, бумаги, кисти, чернила — все, что найдешь в этом дурацком доме!

— Д-да! — переводчик тут же принялся рыться на кухне и в шкафах.

Что тут, Иаду подери, приключилось?! Почему Ниур здесь?! Кто этот заморыш?! Растерянно оглядываясь по сторонам, заметил то, что сначала не бросилось в глаза из-за всего этого бардака — неподалеку лежала оторванная левая рука приемного отца… точнее… то, что от нее, частично обглоданной, осталось. Мне, конечно, много всякого дерьма приходилось видать в жизни, но такого… аж замутило.

В тот самый момент, пока неверяще смотрел на это, рядом с Ниуром послышалось шевеление. Сначала подумал, что это Пьер подошел, и бросил в ту сторону недовольный взгляд… но только затем, чтобы тут же понять — никакой это не переводчик, а заморыш! Он, кряхтя, поднялся с пола, встал на четвереньки и уставился на меня! Да я чуть не обмочился, глядя на эту тварь! Обезумевший дикий зверь с клыками, горящими глазами и раной от пули на лице, из которой сочилась черная кровь! Он, рыча, уставился на меня, как дикая собака какая-то!

— Пьер… — взволнованно произнес я, пробуя отползти. — Пьееееер!

Однако эта тварь тут же с нечеловеческим визгом бросилась на меня, намереваясь укусить. Только и успел, что выставить правую руку, и эта сволочь впилась в нее острыми клыками. Боль была жуткая. Я заорал, а затем завизжал что-то вроде:

— Твою мать! Убери от меня эту тварь! Пьер! Пьеееееер! — и, кажется, истошно вопил, выкрикивая и выкрикивая имя переводчика, однако затем паника настолько захлестнула меня, что попытался свободной рукой выдавить твари глаза. Ей это явно не понравилось, и она, рыча, впилась сильнее. Казалось, прошла вечность, когда появился Пьер и попытался всадить кухонный нож твари в спину. Та, зарычав, наконец, отпустила меня и хотела уж ополчиться на перепуганного переводчика, как вдруг я, пересилив ужас, схватил здоровой рукой револьвер и выстрелил чудовищу в голову. Затем еще раз. И еще раз. И снова, снова, снова… несмотря на то, что патроны уже закончились. Я просто тупо нажимал на спусковой крючок, хотя прилично снес этой твари голову, и она мертвой лежала передо мной.

— Инур! — попытался воззвать ко мне Пьер. — Инур, хватит! — затем вдруг обнял меня со спины. — Инур, он мертв…

Я выронил револьвер, задрожал и заплакал. Не знаю… почему я заплакал?.. Не знаю! Может, потому что чуть не лишился жизнь?.. Потому что меня спас Пьер?.. Почему?..

— Твоя рука… — помедлив, чуть ли не прошептал Пьер, по-прежнему крепко обнимая меня, словно боялся потерять. Рука… да, она была сильно укушена и болела, но двигать ей мог без проблем.

— Нужно… — во рту пересохло, я сглотнул, — нужно… помочь Ниуру… — я кивнул в сторону лежавшего на полу приемного отца. Он был по-прежнему без сознания.

— Но твоя рука!.. ты сможешь?..

— Смогу, — упрямо буркнул. — Нужно не дать ему умереть…

Странная тварь была мертва с концами. Пьер окинул ее тяжелым взглядом, затем отпустил меня, поднялся и пошел на кухню за всем, что нашел.

* * *

Мори.

С древнейших времен люди превозносят нас. Однако… достойны ли мы этого? Как много добра на самом деле дали людям? Они делят нас на хороших и плохих, зачисляя в последние ряды Иаду, вот только… ведь и он творил подчас благие вещи. Конечно, одурманивание Руна и попытка уничтожить мир в таковые не входят, однако бывают моменты, когда божок позволяет себе протянуть неэфемерную руку помощи нуждающемуся. Что это?.. Отголоски прошлого, или Иаду и вправду нельзя определить как исключительно темное существо? Я много размышлял об этом и пришел к выводу, что, пожалуй, никто из нас не светел полностью: Даида подчас похожа на тирана, требующего от верховных богов и их прислужников неукоснительно послушания, да и я… никогда не считал себя святым. Ведь по сути и был тем, кому пришла идея победить разбушевавшегося сына Иаду, уничтожив его тело и заточив душу в специальный сосуд, где она пребывала множество столетий. Бедное, бедное дитя… Обыкновенно боги не могут иметь детей с людьми, но Иаду при помощи части своей силы сотворил чудо и зачал со смертной женщиной этот ходячий комок разрушений и грубой силы. Перед тем, как навсегда покинуть избранницу, он отдал ей драгоценный камень на цепочке, который позднее станет известен Камнем правителя… или Камнем